«Моление Даниила Заточника» — памятник древнерусской литературы XIII века. Написан как обращение к переяславско-суздальскому князю Ярославу Всеволодовичу в период с 1213 до1236 год (по версии В. М. Истрина).
Попавший в тяжелое положение автор просит князя о помощи. Некоторые исследователи считают «Моление Даниила Заточника» первым опытом древнерусской дворянской публицистики. Для стиля «Моления Даниила Заточника» свойственны сочетание цитат из Библии, летописи с живой речью,сатирой, направленной против бояр и духовенства. Отличается книжными познаниями автора, богатством образов, сатирическим отношением к окружающим. Нарочитая униженность сочетается с подчёркнутым умственным превосходством.
Списки «Моления» относятся к XV—XVII векам и обнаруживают значительную его эволюцию.
«Моление Даниила Заточника» было открыто и впервые частично опубликовано Н.М. Карамзиным в примечаниях к его «Истории государства Российского».
«Моление Даниила Заточника» представляет собой просительное письмо, челобитную, с которой некий Даниил, судя по тексту «моления», находящийся в заточении, обращается к князю Ярославу. В.Г. Белинский считал Даниила своего рода древнерусским интеллигентом. П. Миндалев, И.Будовниц, Б.Романов – княжеским дружинникам.
По форме это импровизация, в которой весьма свободно располагались заимствованные из различных источников афоризмы, наставления, пословицы, поговорки, рассуждения, притчи. Здесь мы сталкиваемся с искрометным блеском остроумия, тонкой иронией, сарказмом, элементами народного юмора. В этом произведении впервые в древнерусской литературе сатирическому обличению подвергаются почти все социальные слои общества: бояре, монахи, скупой князь, злые жены. Гневно обличает Даниил боярскую спесь и чванливость, лицемерие, корыстолюбие и нравственную распущенность монахов, откровенно иронизирует над власть имущими, издевается над дураками и глупцами, создает гротескный образ «злой жены».
Даниил просит князя облегчить его горькую участь, взять к себе на службу в качестве советника. Желая наглядно показать князю свой ум и образованность, Даниил приложил все усилия к тому, чтобы придать своей челобитной характер литературного произведения. Он демонстрирует свою начитанность, блещет остроумием, привлекает ряд метких сравнений и уподоблений.
Надеясь на добросердечие и сострадание князя, Даниил просит его: «Княже, мой господине! Помяни мя во княжении своем!» Все, кто окружает князя, пишет Даниил, как солнцем согреты его милостью, только он один подобен траве, растущей в тени, над которой не сияет солнце и которую не поливает дождь. И днем и ночью он отлучён от света княжеских очей. Все питаются, как от источника, от обилия пищи в княжеском дому; только он один жаждет милости князя, как олень источника водного. Даниил уподобляет себя сухому дереву, которое стоит «при пути» и посекается проходящими мимо: его все обижают, ибо он не огражден страхом грозы княжеской, как твердой оградой.
Даниил откровенно признается князю, что он не слишком храбр на рати, зато он в словах крепок. Но ведь, по его мнению, умный советник куда полезнее для князя, нежели храбрый и глупый воин. Эта мысль иллюстрируется далее рядом цитат и изречений на тему преимущества умных советников перед храбрыми, но не богатыми умом воинами.
Даниил сообщает, что до сих пор служил у бояр и при этом испытал немало «зла» от них. Больше он не хочет находиться от них в зависимости. Он хочет служить князю
В.Г. Белинский писал: «Кто бы ни был Даниил Заточник – можно заключать не без основания, что это была одна из тех личностей, которые, на беду себе слишком умны, даровиты, слишком много знают, не умея прятать от людей своего превосходства, оскорблять самолюбивую посредственность; словом, одна из тех личностей, которых люди сперва хвалят и холят, потом сживают со свету и, наконец, уморивши, снова начинают хвалить…»
Дата добавления: 2016-12-29 ; просмотров: 452 | Нарушение авторских прав
Можно условно охарактеризовать «Слово» и «Моление» как единое произведение. Оно не только читалось и переписывалось, но и постоянно перерабатывалось, дополнялось. И всякий из его соавторов умел попадать в стиль и не расходиться с идеологией. Во всех редакциях оно отличалось устойчивостью формы. Соавторы ощущали стиль, манеру, идейную направленность, в которой «Моление» было написано. Это дает право не различать особо отдельных редакций.
Даниил называет себя и «холопом» и «дворянином». Попытки определить, к какой социальной среде принадлежал автор: без сомнений, к зависимым классам общества. Он подчеркивает свою полную зависимость только от князя. Типичный княжеский «милостник». Во Владимиро-Суздальской земле вербовались из самых различных категорий зависимых людей, возлагавших последнюю надежду на «милость» князя.
Элементы легкой иронии: отношение к князю определяется сравнениями с орлом львом (представителями животного мира). Но князь для автора «Моления» все-таки положительная фигура. Он может своей властью вызволить зависимого человека из нищеты, поднять его по лестнице социальных отношений, защитить от произвола богатых, защитить Родину от внешних врагов.
При всей «демократичности» идейных позиций автора не назвать их «народными» в той же мере, что и позиции автора «Слова о полку Игореве». Позиции автора «Моления» были связаны со слишком узкими, временными и местными задачами. Понятие Родины оттеснено в его произведении на второй план личными интересами. Однако элементы народности присутствуют в «Молении» — в его идейном содержании, как это мы увидим в дальнейшем, в его художественной основе. Обе эти стороны слиты в «Молении» и представляют собой нерасторжимое единство.
Самая устойчивая сторона «Моления» в его различных редакциях — на его стиль. Отдельные высказывания автора «Моления» о своем положении слишком неопределенны для того, чтобы можно было с полной уверенностью решить, к какой точно категории зависимых людей он относился. Здесь много зависело от вставок, доработок и переделок, учесть которые за те почти пятьсот лет, которые отделяют время его создания от времени написания дошедших до нас списков, почти невозможно. Зато определенность стиля многое позволяет разгадать и в самой идейной сущности этого произведения. Аргументом в пользу нашего определения социальных воззрений автора «Моления» будет служить самый стиль «Моления». Форма дает нам ключ к содержанию.
Д. опирается на явления русского быта. Историко-бытовые черты в «Молении» впервые были суммированы Д. В. Айналовым («Очерки и заметки по истории древнерусского искусства»):
- два строя полков: строем и врассыпную (конницы);
- в древнейших редакциях сообщаются некоторые сведения о железе, олове, меди;
- «долотити камень», указывает на знакомство с техникой обделки камня;
- нога в лычнице и червлен сапог на боярском дворе;
- усерязь злат (золотая серьга);
- трость писца (книжника) скорописца;
- «рай» для обозначения фруктового сада вообще.
Замечательно, что все эти бытовые черты выхвачены автором «Моления» из жизни не в порядке повествования, а для построения сравнений, метафор, отдельных образов. Русский быт, при этом самый обыденный, проникает в поэтическую систему.
Обилие образов, взятых из различных трудовых профессий. Низкое положение Даниила на лестнице общественных отношений — это не только факт его личной жизни, оно определяет и его литературную позицию, самый стиль его произведения и его идеологию. Даниил — не представитель того или иного определенного сословия, профессии. Он зависимый человек, представитель низших слоев общества. И это социальное положение его соответствует и его литературной позиции. Он вносит в литературу черты трудового быта, народной мудрости — «мирских притч» с простой разговорной речью, самый русский быт «простые» речи «простого» человека.
Д. В. Айналов: «Псалтирь слишком явно сбивается на скоморошьи гусли».
Взывания к щедрости князя. Единственное, о чем он молит князя с полной определенностью, — это о подаянии. И форма этой мольбы как бы вводит нас в обстановку пира. Он просит не раздавать золото и серебро кому попало: уверяет князя, что, если бы не горькая нужда, он не стал бы просить его: Даниил восхваляет богатства князя. По контрасту с богатством князя Даниил всячески подчеркивает свою нищету. На протяжении всего «Моления» Даниил просит князя только о материальной милости качеств князя щедрость. О ней-то постоянно и напоминает Даниил.
В другом месте своего «Моления» Даниил требует платы за свои «слова», за свой «ум», который считает богатством. Следовательно, князь своей щедростью должен оплатить его «многоглаголание», его «разнесение ума» — очевидно, остроты, советы, мудрость. как бы ставит себя в положение тех, кто получает «милости» за увеселения князя, и, находясь в таком же положении, вводит в свои стиль элементы типично скоморошьих шуток:
Острословие Даниила носит признаки скоморошьего балагурства. Сюда могут быть отнесены многочисленные небылицы, которыми пересыпает свою речь Даниил. Профессиональным скоморошеским юмором звучат и переиначивания географических названий: народными загадками, но опять-таки для того, чтобы посмешить, построить гротескный образ. Следы рифм. Скоморошье балагурство входит как часть в общую сниженную, нарочито грубоватую образность, оттенок иронии приобретают под пером Даниила и слова псалмов в тех случаях, когда Даниил «снижает» их значение, применяя их возвышенную и «духовную» тему к своему положению просителя милостыни. Слово «господин» заменило «господа» псалмов здесь и во многих других случаях шутливый оттенок, который приобретали все эти выдержки из священного писания шуткой выпросить милостыню у князя, а не милость у бога.
Шутливое самоунижение, в переосмыслении цитат из священного писания, говорит о своей трусости, о своей нищете, безвыходности своего положения, о том, что он сын раба и рабыни князя.
Одного только не отнимает у себя Даниил — ума. Это значило бы отказаться и от права на остроумие, на юмор. Многие из сообщаемых Даниилом о себе биографических сведений, жалобы на свои несчастия, на свое безденежье, трусость, на свою жену и пр. — строго соответствуют литературной позиции Даниила как юмориста, смешащего читателя, собой самим, своим положением, стремящегося выпросить у князя подаяние. Эта литературная позиция Даниила и вовлекла в его стиль элементы скоморошьих прибауток, народного юмора бедняка, иронизирующего над своей судьбой, склонность обращать в шутку даже слова священного писания, украшать речь рифмой и т. д.
С искусством скоморохов «Моление» сближается сатирические выпады и против богатых, противопоставленных беднякам, Но это не скоморошья речь, записанная писцом, «Моление» только сохраняет налет скоморошьих прибауток. Книжные элементы в «Молении» дают себя знать сильнее, чем в «Слове о полку Игореве».
Даниил — это своего рода интеллигент Древней Руси XII-XIII вв., интеллигент, принадлежащий к эксплуатируемым слоям общества. Он учился у скоморохов, но сам он скоморохом не был. Его юмор близок к юмору народному и одновременно своеобразен. Вся его самохарактеристика и упоминаемые детали его биографии могли быть вполне реальными фактами. Он отразил стиль представителей народного юмора — скоморохов. Вот почему «Моление» вызывало к себе такой активный интерес у русских читателей, все время дополнявших и переделывавших это произведение, но неизменно делавших это «в стиле» самого «Моления», безошибочно угадывавших его стиль, тип его юмора, бывшего у всех на виду, — юмора скоморошеского.
Если автор «Слова о полку Игореве» мог быть дружинником или боярином, выражая тем не менее народную точку зрения, то Даниил ни тем ни другим быть не мог. Отождествить свой стиль со стилем скоморошьим, заставить смеяться над собой, балагурить и выпрашивать у князя «милости» не мог в это время ни представитель родовитого боярства, ни подлинный представитель народа — крестьянин-земледелец, ремесленник. Стиль, стоящий на грани народного и книжного.
Даниил мог принадлежать только к той прослойке города, которая энергично поддерживала сильную княжескую власть. Как княжеский «милостник», он сблизился не с теми скоморохами, которые развлекали народ и были представителями народного искусства, а с теми, которые развлекали князя. Вот почему «Моление», воплотив в себе отдельные народные элементы, не стало произведением подлинно народным, отражающим интересы всего народа, подобно тому как отражало эти интересы «Слово о полку Игореве».
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском:
«Моление Даниила Заточника, написанное им своему князю Ярославу Владимировичу» — памятник, возникший в начале XIII века — представляет собой послание некоего Даниила к князю Переяславля северного Ярославу Всеволодовичу.
«Моление» не только читалось и переписывалось, — оно постоянно перерабатывалось, дополнялось, из него делались выборки, оно жило, творилось в течение ряда веков. При этом удивительно следующее: всякий из его соавторов умел попадать в стиль «Моления» и не расходиться с его идеологией. Безвестные соавторы и «редакторы» «Моления» отлично ощущали тот стиль, ту манеру, ту идейную направленность, в которой было оно написано, ценили их и стремились их не нарушить.
Было сделано несколько попыток определить ту социальную среду, к которой принадлежал автор «Моления». Однако к какой бы категории зависимых людей ни принадлежал Даниил, одна черта выделяет его из всех: Даниил подчеркивает свою полную зависимость только от князя. Только в князе видит он возможный источник своего благополучия, только князя восхваляет, превозносит до небес. Это обстоятельство позволяет видеть в Данииле типичного княжеского «милостника», которых особенно много было во Владимиро-Суздальской земле и которые как раз вербовались из самых различных категорий зависимых людей.
Его отношение к князю определяется сравнениями из животного мира. Князь подобен орлу над птицами, осетру над рыбами, льву над зверями.
Почему же князь для автора «Моления» все-таки положительная фигура? Князь может своей властью вызволить зависимого человека из нищеты, поднять его по лестнице социальных отношений, защитить от произвола богатых.
Князь вместе с тем — защитник Родины от внешних врагов, и не случайно «Моление» в одной из редакций заканчивается похвалой князю, соединенной с мольбой к богу о защите Руси от врагов.
«Моление» Даниила Заточника в своей образной системе больше, чем какое-либо другое произведение русской литературы XI-XIII вв., опирается на явления русского быта.
Эти историко-бытовые черты в «Молении» впервые были суммированы Д. В. Айналовым в его работе «Очерки и заметки по истории древнерусского искусства».
В «Молении» обилие образов, взятых из быта, из трудового быта народа, лежит в непосредственной связи с так остро и настойчиво декларированной Даниилом его принадлежностью к низшим слоям населения. Низкое положение Даниила на лестнице общественных отношений — это не только факт его личной жизни, оно определяет и его литературную позицию, самый стиль его произведения и его идеологию.
Даниил — не представитель того или иного определенного сословия, профессии. Он зависимый человек, представитель низших слоев общества. И это социальное положение его соответствует и его литературной позиции. Он вносит в литературу черты трудового быта, народной мудрости — «мирских притч»: «Не скот в скотех коза; ни зверь в зверех ожь; ни рыба в рыбах рак; ни потка (птица) в потках нетопырь; не мужь в мужех, иже ким своя жена владееть».
Наряду с бытовым словарем, с простой разговорной речью в «Моление» Даниила властно вторгается и самый русский быт. И не случайно, что «Моление» всегда привлекало внимание исследователей, изучавших быт и социальные отношения XII-XIII вв. Не случайно в одной из редакций «Моление» называется: «Слово о мирских притчах и о бытейских вещех; подобно есть сему житие наше, и како ся в нем льстим». Это были «простые» речи «простого» человека. Что-то было в них хорошо знакомое читателям и переписчикам, если можно было так легко входить в стиль этого произведения, дополняя его новыми вставками, почти не отличающимися от основного текста.
В «Молении» обращают на себя внимание постоянные взывания к щедрости князя, мольба о подаянии. Если Даниил — заточник, то он не молит о свободе; если он случайно попавший в опалу человек, то он не молит князя о восстановлении своего былого общественного положения. Единственное, о чем он молит князя с полной определенностью, — это о подаянии. И форма этой мольбы как бы вводит нас в обстановку пира. Это не один заточник, якобы впавший в личную немилость. О немилости, собственно, и речи нет в «Молении». Даниил, напротив, подчеркивает щедрость князя, взывает к его щедрости.
По контрасту с богатством князя Даниил всячески подчеркивает свою нищету.
Приглядевшись ближе к положению Даниила, взывающего к щедрости князя, мы заметим любопытные черточки в самой стилистической форме его просьб. Даниил не один; он сравнивает себя и своих товарищей с птицами небесными, которые «не орют (не пашут), не сеют».
Многочисленные соответствия «Моления» в отдельных местах со священным писанием давно были замечены исследователями. Эти соответствия рассматривались только в плане заимствований. Исследователи не обратили внимания на тот шутливый оттенок, который приобретали все эти выдержки из священного писания под пером Даниила.
Как бы ни были сильны элементы скоморошьего стиля в «Молении» Даниила Заточника, «Моление» — не скоморошья речь, записанная писцом. Оно только сохраняет налет скоморошьих прибауток, скоморошьего искусства. «Моление» — произведение безусловно книжное и вместе с тем в известной мере возникшее на началах народного творчества.
Даниил — это своего рода интеллигент Древней Руси XII-XIII вв., интеллигент, принадлежащий к эксплуатируемым слоям общества.
«Кто бы ни был Даниил Заточник, — писал В. Г. Белинский, — можно заключить не без основания, что это была одна из тех личностей, которые, на беду себе, слишком умны, слишком даровиты, слишком много знают и, не умея прятать от людей свое превосходство, оскорбляют самолюбивую посредственность; у которых сердце болит и снедается ревностию по делам, чуждым им, которые говорят там, где лучше было бы молчать, и молчат там, где выгодно говорить; словом, одна из тех личностей, которых люди сперва хвалят и холят, потом сживают ее со свету и, наконец уморивши, снова начинают хвалить».
Даниил мог принадлежать только к той прослойке города, которая энергично поддерживала сильную княжескую власть. Именно здесь могли зародиться и общественные взгляды Даниила и самый стиль его «Моления», вылившийся в скоморошье претворение книжных элементов, — стиль, стоящий на грани народного и книжного. Вместе с тем, как княжеский «милостник», он сблизился, конечно, не с теми скоморохами, которые развлекали народ и были подлинными представителями народного искусства, а с теми, которые развлекали князя и его приближенных, смешиваясь с толпой тех же княжеских «милостников» при дворе князя. Княжеские скоморохи принадлежали к княжеским «милостникам», к ним принадлежал и Даниил. Вот почему «Моление», воплотив в себе отдельные народные элементы, не стало произведением подлинно народным, отражающим интересы всего народа, подобно тому как отражало эти интересы «Слово о полку Игореве».
«Моление», как и многие другие произведения древнерусской литературы, лишено повествования о событиях. Весь текст — это обращение Даниила Заточника к князю, прошение его о милости.
 |
Видео (кликните для воспроизведения). |
Главное, на что предполагает опираться в жизни Даниил, — это собственный ум. «Одежда у меня скудная, а разума много». Даниил просит князя избавить его от нищеты и горя, защитить «страхом грозы твоей». Автор противопоставляет ум и богатство, указывая в основном на богатых вельмож и бояр.
С одной стороны, многое в тексте восходит к народным шуткам, прибауткам, пословицам. С другой стороны, Даниил часто ссылается на Священное писание, цитирует его. Рассуждая о своей жизни, Даниил как бы проигрывает отдельные ситуации: что можно сделать, чтобы избавиться от нужды, а не украсть ли мне, а не пойти ли в монастырь, а не жениться ли по расчету на богатой невесте… Ни один из путей не годится для Даниила, над всем он смеется. Наиболее выразительно рассуждение о том, почему не надо жениться. Здесь автор следует средневековой традиции описания «злых жен» (поскольку женщина изначально являла собой «сосуд греха», то образ «злой жены» был очень популярен в древнерусской книжности). «Жена злообразная подобна ссадине: здесь свербит, здесь болит». Заканчивает Даниил свое «Моление» самоуничижительной формулой, которая в контексте всего произведения приобретает и реальный смысл: «Может, скажешь, князь: солгал, как пес, так ведь доброго пса князья и бояре любят».
Не нашли пересказа нужной книги? Отправьте заявку на её пересказ. В первую очередь мы пересказываем те книги, которые просят наши читатели.
В «Народном Брифли» мы вместе пересказываем книги. Каждый может внести свой вклад. Цель — все произведения мира в кратком изложении.
МОЛЕНИЕ ДАНИИЛА ЗАТОЧНИКА
(кон. XII или нач. XIII в.)
«Моление», как и многие другие произведения древнерусской литературы, лишено повествования о событиях. Весь текст — это обращение Даниила Заточника к князю, прошение его о милости.
Главное, на что предполагает опираться в жизни Даниил, — это собственный ум. «Одежда у меня скудная, а разума много». Даниил просит князя избавить его от нищеты и горя, защитить «страхом грозы твоей». Автор противопоставляет ум и богатство, указывая в основном на богатых вельмож и бояр.
С одной стороны, многое в тексте восходит к народным шуткам, прибауткам, пословицам. С другой стороны, Даниил часто ссылается на Священное писание, цитирует его. Рассуждая о своей жизни, Даниил как бы проигрывает отдельные ситуации: что можно сделать, чтобы избавиться от нужды, а не украсть ли мне, а не пойти ли в монастырь, а не жениться ли по расчету на богатой невесте… Ни один из путей не годится для Даниила, над всем он смеется. Наиболее выразительно рассуждение о том, почему не надо жениться. Здесь автор следует средневековой традиции описания «злых жен» (поскольку женщина изначально являла собой «сосуд греха», то образ «злой жены» был очень популярен в древнерусской книжности).
«Жена злообразная подобна ссадине: здесь свербит, здесь болит». Заканчивает Даниил свое «Моление» самоуничижительной формулой, которая в контексте всего произведения приобретает и реальный смысл: «Может, скажешь, князь: солгал, как пес, так ведь доброго рса князья и бояре любят».
Даниил Заточник — автор и герой произведения, одна из наиболее загадочных личностей в домонгольской Руси. Существует множество гипотез о его жизни, положении в обществе, времени создания «Моления». Д. 3. считали боярским холопом, сыном княжеской рабыни, ремесленником, членом младшей княжеской дружины, думцем князя , но, безусловно, Д.
3. вышел из низших слоев общества и принадлежал к княжеским «милостникам». Неясен также вопрос об адресате «Моления» — им считали и Юрия Долгорукого, и Андрея Владимировича Доброго, и Андрея Юрьевича Боголюбского, но, по мнению большинства исследователей, это сын Всеволода Большое Гнездо, Ярослав Всеволодович, княживший в Переяславле Суздальском с 1212 по 1236 г.
Даниил Заточник начинает «Моление» со вступления; он предчувствует славу, которой будет окружено его имя: «Восстань, слава моя, восстань в Псалтири и в гуслях. Да разверзну в притчах загадки мои и возвещу в народах славу мою». Далее Д.
3. непосредственно обращается к князю. Он пытается внушить ему сострадание, сравнивает себя со смоковницей проклятой, не имеющей плода покаяния, ум свой — с ночным вороном, бодрствующим на вершине, а сердце — с лицом без глаз. Все окружающие князя согреты его милостью, только один Д.
3. подобен траве, растущей под стеною, на которую и солнце не сияет и дождь не поливает. Все его обижают, потому что не защищен он оплотом твердым — княжеской милостью. Д.
3. просит князя смотреть на него не как волк на ягненка, а как мать на младенца. Друзья героя, по его словам, отказались от него. Многие в счастливые дни дружили с ним, за столом, по образному выражению Д. 3., тянули руку в одну солонку, а в несчастье готовы поставить подножку, глазами плачут вместе с ним, а сердцем над ним смеются. «Лучше смерть, чем долгая жизнь в нищете», — приходит к выводу автор. Вслед за этим Д. 3. размышляет о нищете: богатого человека везде знают, даже в чужом городе, а убогий и в своем городе ходит всеми ненавидим; богатый заговорит — все замолчат и вознесут его речь до облаков, а бедный заговорит — на него все закричат, потому что, чьи одежды богаты, того и речь чтима. Д.
3. просит избавить его от нищеты, как серну из сетей, как птицу из западни, как утенка из когтей ястреба, как овцу из пасти льва. Если слово часто плавят, замечает Д. 3., оно пропадает, как и человек, если много бедствует, ибо никто не может ни пригоршнями соль есть, ни в горе быть разумным. Моль ест одежду, а печаль человека, и если кто поможет человеку в печали, тот как студеной водой напоит в знойный день страждущего. Д. 3., обращаясь к князю, пытается расположить его к себе, расточает ему похвалы, но в то же время за яствами на княжеском пиру и в мягкой постели под собольими одеялами он просит вспомнить его, хлеб сухой жующего, от стужи оцепеневшего, и быть щедрым и милостивым. Ибо щедрый князь — отец многим слугам, он, как река с пологими берегами, поит не только людей, но и зверей, а скупой князь подобен реке в каменных берегах — нельзя ни самому напиться, ни коня напоить. И хотя сам Д.
3. беден, он предлагает князю обратить внимание не на внешний облик, а на внутренние качества человека: сам он хоть и скуден одеянием, но обилен разумом, хоть и юн возрастом, но стар смыслом и мыслию парит, как орел.
Далее Даниил Заточник рассуждает о мудрости и глупости. Он замечает, что мудрому мужу, посланному с поручением, не нужно длинных объяснений, но ежели послать глупого, то необходимо и самому вслед отправляться; что мудрый желает блага, а глупый — пира в доме; что лучше слушать спор умных, нежели советы глупцов. Глупых не сеют, не жнут, ни в житницу не собирают, но сами себя родят. Бесполезно учить глупца, это все равно что лить воду в дырявые меха или мертвого смешить. Глупый может научиться уму, ежели камень поплывет по воде, синица пожрет орла, а свинья залает на белку. Князь же с добрым, умным советчиком не впадет в ошибку. Далее Д.
3. говорит о том, что князь, быть может, посоветует ему жениться, взяв богатую жену, но тут же решительно возражает против этого, рассуждая о злых женах: уж лучше бурого вола в дом ввести, чем злую жену взять — вол ведь не говорит, зла не замышляет, а злая жена, когда ее бьешь — бесится, а когда кроток с ней — заносится, в богатстве гордой становится, а в бедности других злословит.
3. возвращается к размышлениям о собственной судьбе: он не ездил за моря, не учился у философов, но, подобно пчеле, собирающей мед, по разнообразным книгам собирал мудрость и сладость слов. Приведя все доводы в свою пользу, автор останавливает свою речь, чтобы не расточать напрасно богатства своего ума — «да не буду, как мех дырявый, ронять богатства в руки неимущих, да не окажусь ненавистным миру многословной своею беседою».
В «Молении» Даниил Заточник рисуется перед нами как незаурядная личность: он предстает в образе библейского бедняка, от которого отвернулись друзья и который терпит напасти; это крайне впечатлительный, тонкий и склонный к юмору человек, образованный писатель, интеллигент XIII в., который прокладывает себе дорогу при помощи литературного таланта и умственных способностей. Интересна характеристика Д. 3., которую дал ему В. Г. Белинский: «Кто бы ни был Даниил Заточник, можно заключить не без основания, что это была одна из тех личностей, которые, на беду себе, слишком умны, слишком даровиты, слишком много знают и, не умея прятать от людей своего превосходства, оскорбляют самолюбивую посредственность; которых сердце болит и снедается ревностию по делам, чуждым им, которые говорят там, где лучше было бы помолчать, и молчат там, где выгодно говорить, словом, одна из тех личностей, которых люди сперва хвалят, потом сживают со свету и, наконец, уморивши, снова начинают хвалить».
«Моление Даниила Заточника, написанное им своему князю Ярославу Владимировичу» — памятник, возникший в начале XIII века — представляет собой послание некоего Даниила к князю Переяславля северного Ярославу Всеволодовичу.
«Моление» не только читалось и переписывалось, — оно постоянно перерабатывалось, дополнялось, из него делались выборки, оно жило, творилось в течение ряда веков. При этом удивительно следующее: всякий из его соавторов умел попадать в стиль «Моления» и не расходиться с его идеологией. Безвестные соавторы и «редакторы» «Моления» отлично ощущали тот стиль, ту манеру, ту идейную направленность, в которой было оно написано, ценили их и стремились их не нарушить.
Было сделано несколько попыток определить ту социальную среду, к которой принадлежал автор «Моления». Однако к какой бы категории зависимых людей ни принадлежал Даниил, одна черта выделяет его из всех: Даниил подчеркивает свою полную зависимость только от князя. Только в князе видит он возможный источник своего благополучия, только князя восхваляет, превозносит до небес. Это обстоятельство позволяет видеть в Данииле типичного княжеского «милостника», которых особенно много было во Владимиро-Суздальской земле и которые как раз вербовались из самых различных категорий зависимых людей.
Его отношение к князю определяется сравнениями из животного мира. Князь подобен орлу над птицами, осетру над рыбами, льву над зверями.
Почему же князь для автора «Моления» все-таки положительная фигура? Князь может своей властью вызволить зависимого человека из нищеты, поднять его по лестнице социальных отношений, защитить от произвола богатых.
Князь вместе с тем — защитник Родины от внешних врагов, и не случайно «Моление» в одной из редакций заканчивается похвалой князю, соединенной с мольбой к богу о защите Руси от врагов.
«Моление» Даниила Заточника в своей образной системе больше, чем какое-либо другое произведение русской литературы XI-XIII вв., опирается на явления русского быта.
Эти историко-бытовые черты в «Молении» впервые были суммированы Д. В. Айналовым в его работе «Очерки и заметки по истории древнерусского искусства».
В «Молении» обилие образов, взятых из быта, из трудового быта народа, лежит в непосредственной связи с так остро и настойчиво декларированной Даниилом его принадлежностью к низшим слоям населения. Низкое положение Даниила на лестнице общественных отношений — это не только факт его личной жизни, оно определяет и его литературную позицию, самый стиль его произведения и его идеологию.
Даниил — не представитель того или иного определенного сословия, профессии. Он зависимый человек, представитель низших слоев общества. И это социальное положение его соответствует и его литературной позиции. Он вносит в литературу черты трудового быта, народной мудрости — «мирских притч»: «Не скот в скотех коза; ни зверь в зверех ожь; ни рыба в рыбах рак; ни потка (птица) в потках нетопырь; не мужь в мужех, иже ким своя жена владееть».
Наряду с бытовым словарем, с простой разговорной речью в «Моление» Даниила властно вторгается и самый русский быт. И не случайно, что «Моление» всегда привлекало внимание исследователей, изучавших быт и социальные отношения XII-XIII вв. Не случайно в одной из редакций «Моление» называется: «Слово о мирских притчах и о бытейских вещех; подобно есть сему житие наше, и како ся в нем льстим». Это были «простые» речи «простого» человека. Что-то было в них хорошо знакомое читателям и переписчикам, если можно было так легко входить в стиль этого произведения, дополняя его новыми вставками, почти не отличающимися от основного текста.
В «Молении» обращают на себя внимание постоянные взывания к щедрости князя, мольба о подаянии. Если Даниил — заточник, то он не молит о свободе; если он случайно попавший в опалу человек, то он не молит князя о восстановлении своего былого общественного положения. Единственное, о чем он молит князя с полной определенностью, — это о подаянии. И форма этой мольбы как бы вводит нас в обстановку пира. Это не один заточник, якобы впавший в личную немилость. О немилости, собственно, и речи нет в «Молении». Даниил, напротив, подчеркивает щедрость князя, взывает к его щедрости.
По контрасту с богатством князя Даниил всячески подчеркивает свою нищету.
Приглядевшись ближе к положению Даниила, взывающего к щедрости князя, мы заметим любопытные черточки в самой стилистической форме его просьб. Даниил не один; он сравнивает себя и своих товарищей с птицами небесными, которые «не орют (не пашут), не сеют».
Многочисленные соответствия «Моления» в отдельных местах со священным писанием давно были замечены исследователями. Эти соответствия рассматривались только в плане заимствований. Исследователи не обратили внимания на тот шутливый оттенок, который приобретали все эти выдержки из священного писания под пером Даниила.
Как бы ни были сильны элементы скоморошьего стиля в «Молении» Даниила Заточника, «Моление» — не скоморошья речь, записанная писцом. Оно только сохраняет налет скоморошьих прибауток, скоморошьего искусства. «Моление» — произведение безусловно книжное и вместе с тем в известной мере возникшее на началах народного творчества.
Даниил — это своего рода интеллигент Древней Руси XII-XIII вв., интеллигент, принадлежащий к эксплуатируемым слоям общества.
«Кто бы ни был Даниил Заточник, — писал В. Г. Белинский, — можно заключить не без основания, что это была одна из тех личностей, которые, на беду себе, слишком умны, слишком даровиты, слишком много знают и, не умея прятать от людей свое превосходство, оскорбляют самолюбивую посредственность; у которых сердце болит и снедается ревностию по делам, чуждым им, которые говорят там, где лучше было бы молчать, и молчат там, где выгодно говорить; словом, одна из тех личностей, которых люди сперва хвалят и холят, потом сживают ее со свету и, наконец уморивши, снова начинают хвалить».
Даниил мог принадлежать только к той прослойке города, которая энергично поддерживала сильную княжескую власть. Именно здесь могли зародиться и общественные взгляды Даниила и самый стиль его «Моления», вылившийся в скоморошье претворение книжных элементов, — стиль, стоящий на грани народного и книжного. Вместе с тем, как княжеский «милостник», он сблизился, конечно, не с теми скоморохами, которые развлекали народ и были подлинными представителями народного искусства, а с теми, которые развлекали князя и его приближенных, смешиваясь с толпой тех же княжеских «милостников» при дворе князя. Княжеские скоморохи принадлежали к княжеским «милостникам», к ним принадлежал и Даниил. Вот почему «Моление», воплотив в себе отдельные народные элементы, не стало произведением подлинно народным, отражающим интересы всего народа, подобно тому как отражало эти интересы «Слово о полку Игореве».
Одним из центральных вопросов древнерусской литературы был вопрос о роли князя в жизни страны. Необходимость сильной княжеской власти как условие успешной борьбы с внешними врагами, преодоления внутренних противоречий остро осознавалась теми, кто заботился о судьбах страны.
Идея сильной княжеской власти стоит в центре одного из интереснейших произведений древнерусской литературы — «Моления» Даниила Заточника. Памятник этот примечателен не только своей идейной направленностью, своими литературными особенностями, но и своей загадочностью. До сих пор остаются открытыми вопросы о времени его создания, о том, кто такой Даниил Заточник. Различными исследователями диаметрально противоположно решается проблема взаимоотношения двух основных редакций произведения.
Одна редакция имеет заглавие «Слово» Даниила Заточника, другая — «Моление» Даниила Заточника. «Слово» адресуется князю Ярославу Владимировичу, «Моление» — Ярославу Всеволодовичу. В тексте «Слова» князь называется «сыном великого царя Владимира» [1]. Так скорее всего древнерусский книжник мог назвать только кого-нибудь из сыновей Владимира Мономаха. Но у него не было сына Ярослава. Ряд исследователей считает, что «Ярослав» — ошибка заглавия и вместо этого имени должно быть либо Юрий Долгорукий, либо Андрей Добрый (сыновья Владимира Мономаха). В этом случае «Слово» датируется временем не позднее 40-50-х гг. XII в. (Юрий Долгорукий умер в 1157 г., Андрей Добрый — в 1141) [2]. Адресатом же «Моления», по мнению большинства исследователей, является сын великого князя Всеволода III Большое Гнездо — Ярослав Всеволодович, княживший в Переяславле Суздальском с 1213 по 1236 г.
Однако существует гипотеза, согласно которой «Слово» — более поздняя переработка «Моления» [3]. Несмотря на обширную литературу с аргументацией обеих точек зрения, вопрос, что первично — «Слово» или «Моление», остается открытым.
Наиболее существенное различие между «Молением» и «Словом» — в их идейной направленности. В обеих редакциях в равной мере превозносится сила и могущество князя и княжеской власти. Отношение же к боярству в «Слове» и «Молении» сильно различаются. В «Слове» князь не противопоставляется боярам. В «Молении» резко подчеркивается превосходство князя над боярами.
Автор этого произведения широко заимствует афоризмы из книг священного писания (Псалтыри, притч Иисуса Сираха, притч Соломона и др.), пользуется «Повестью об Акире Премудром», «Стословцем» Геннадия, ему известна «Повесть временных лет». Вместе с тем и в «Слове» и в «Молении» отразились самые разнообразные стороны, русской жизни того времени. Даниил широко употребляет бытовую лексику, для построения сравнений метафор привлекает явления повседневной жизни. И перед нами предстают выпуклые зарисовки быта и нравов эпохи.
Обдумывая пути, которыми можно выбраться из бедности, Даниил видит один из выходов — в женитьбе на богатой невесте. Это наводит его на размышления о женской злобе (тема очень популярная в древнерусской письменности). Особенно много места этой теме уделено в «Слове». Даниил пользуется здесь и книжными источниками, и, как он говорит сам, «мирскими притчами» (т, е. светскими поговорками). Живой юмор и житейская мудрость этих сентенций (Даниил выступает не против женщин вообще, а только против особого, ненавистного ему типа «злой жены») создают конкретную картину семейных взаимоотношений эпохи. «Жены же у церкви стоите молящеся богу и святей Богородици, а чему ся хотите учити (чему хотите учиться), да учитеся дома у своих мужей. А вы, мужи, по закону водите жены свои (в законе храните жен своих), понеже не борзо обрести (ибо нелегко найти) добры жены».
Рассуждая о перспективе ухода в монастырь для спасения от житейских невзгод, Даниил говорит, что лучше умереть, чем лицемерно, из-за желания улучшить свое материальное положение постричься в монахи. И автор иллюстрирует свою мысль выразительной картиной монашеского ханжества: «Мнози бо, отшедше мира сего во иноческая, и паки возвращаются на мирское житие, аки пес на своя блевотины, и на мирское гонение: обидят села и домы славных мира сего, яко пси ласкосердии».
В рассматриваемом произведении высокая книжная культура автора, его хорошее знание памятников переводной и оригинальной литературы удачно сочетаются с его широкой осведомленностью в «житейской мудрости». Он не боится обильно приводить «мирские притчи», не избегает бытовой лексики. Как замечает Д. С. Лихачев, «Даниил как бы щеголяет своей грубостью, нарочитой сниженностью стиля, не стесняясь бытового словаря» [6].
Эта особенность стиля Даниила Заточника объясняется не только тем, что Даниил — представитель низших слоев общества, зависимый человек, но и литературной позицией автора. Нарочитая грубость Даниила, его балагурство восходят к скоморошеским традициям.
|
Видео (кликните для воспроизведения). |
Даниил Заточник — это древнерусский интеллигент, который остро ощущает недуги своего времени, пытается найти выход из них ратует за признание человеческого достоинства независимо от социального и имущественного положения человека. Тонкую и точную характеристику Даниила Заточника как писателя дал В. Г. Белинский: «Кто бы ни был Даниил Заточник, — можно заключить не без основания, что это была одна из тех личностей, которые, на беду себе, слишком умны, слишком даровиты, слишком много знают и, не умея прятать от людей своего превосходства, оскорбляют самолюбивую посредственность; которых сердце болит, снедается ревностью по делам, чуждым им, которые говорят там, где лучше было бы молчать, и молчат там, где выгодно говорить; словом одна из тех личностей, которых люди сперва хвалят и холят, а потом сживают со свету и, наконец, уморивши, снова начинают хвалить» [7].
Добрый день. Меня зовут Екатерина. Я верующий человек, хожу в церковь, верю в Бога и Христа спасителя.Данный сайт был создан как хранилище различных молитв, которые мне удалось найти.
Сайт не призывает к действию. Если вы нашли материалы оскорбляющие Ваше чувство верующего, то напишите мне в контактную форму, он будет удален.
